С Евгением Бачуриным счастливая судьба свела меня ещё в незапамятные времена. Я тогда ещё совсем недавно окончил ВУЗ и приступил к работе в НПО «Позитрон» -одновременно с аспирантурой в Физтехе. Женя Бачурин в эти времена только приступал к поискам своего собственного пути на художественном поприще. Он проживал в подмосковном Тушино, поблизости от Олега Целкова, навестить которого я и приехал, освободившись от дневных командировочных забот. Это была наша первая запомнившаяся встреча с Бачуриным, хотя как выяснилось при разговоре, пути наши и раньше неоднократно пересекались - ещё в Ленинграде. У нас оказалось множество общих тем для разговора, и мы быстро сблизились, как оказалось - навсегда. В конце 50-х Евгений, как и я, учился в Ленинграде. Я - в ЛЭТИ, он - в институте им. Репина, или же, как тогда принято было говорить, в «Академии художеств», со студенческими мастерскими «Академии» я с большим интересом в эти времена знакомился. Заканчивалась «хрущёвская оттепель», мы получили уникальную возможность впервые ознакомиться с образцами современной западной живописи и графики на привозных выставках в центральных музеях города. Знакомство это будоражило и возбуждало тот большой интерес к современному изобразительному искусству из которого скоро возникнет то удивительное течение, которое потом будут называть «вторым русским авангардом». Личность Бачурина оказалась слишком неординарной и плохо вписывалась в учебно-воспитательную программу, что и вылилось в непримиримый конфликт с комсомольской организацией. Бачурину пришлось покинуть «Академию», а за ней и Ленинград, затем вернуться в Москву, и для продолжения образования поступить в «Полиграфический» институт на факультет «Книжной графики».В Москве он оказался в самой гуще молодой московской богемы. Спорил, читал стихи известных и начинающих поэтов, пел.
«Художник Евгений Бачурин тронул свою гитару, и она запела», так спустя годы скажет Эдуард Лимонов. Его пение под гитару обладало какой-то пронзительной, мистической силой воздействия. Тогда он исполнял песни известных бардов - Окуджавы, Галича, Высоцкого. «Бардовское» пение ещё только выходило на пик популярности. При всей внешней не броскости и не слишком сильном голосе, Евгений обладал поразительным исполнительским даром и удивительной интонацией. Пение его завлекало. Комната жениной тёти в московской коммунальной квартире становится местом встреч молодых поэтов и художников.
«Белоснежный сад» Стаса Красовицкого в исполнении Евгения Бачурина по сей день у меня на слуху. Отрывки стихов Валентина Хромова из тех же мест и времён по сей день мелькают в старых моих архивах в виде ветхих машинописных отпечатков. Я стремился к встречам с Евгением при каждой командировке в Москву, и вместе с ним мы побывали во многих домах московской интеллигенции. Как правило, это были тесные и бедные коммунальные квартиры художников, писателей, поэтов, переводчиков, актёров. Здесь философски рассуждали, декламировали, пели, цитировали великих мира сего.Особенно запомнилась мне встреча с Евгением и Булатом Окуджавой на чердаке - в мастерской художника Ильи Кабакова. Булат Шалвович замечательно исполнял свои песни, пел «по заказам», но когда дело дошло до песни «про пиджак», Окуджава передал гитару Бачурину, скромно заявив, что «её он исполняет лучше меня». Как мне показалось, вскоре на моих глазах произошёл перелом в сознании Бачурина. Его вдруг перестало удовлетворять исполнение чужих песен. И вот он впервые робко предлагает первые песни собственного сочинения: «Что снится рыбе», «Огюст, Орест и Оноре»... «Ручей»! Эта песня меня совершенно поразила своей пронзительностью. Она до сих пор представляется мне одной из лучших слышанных мной лирических песен. Окуджава начинание Евгения поддержал, но когда песенное творчество Бачурина стало приобретать широкую популярность, между ними произошла - нет, не ссора, а некоторое охлаждение, великий бард наотрез отказался участвовать в совместных с Женей концертах.
В 1968 году Борис Захарченя, академик РАН, мой научный руководитель по аспирантуре в Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе, тогда только что побывавший в Соединённых Штатах Америки, когда я его познакомил с Бачуриным, сказал восторженно, что Евгений гениально угадал одну из новых мировых тенденций, названную на Западе стилем «Stranger in the Paradise», т.е. стилем «странника в раю», или, если по-русски, то попросту - Юродивого. Стиль этот не рассчитан «на публику». Это интимное исполнение, это откровение, обращённое скорее не к собеседнику, или публике, а к небесам, к Богу. Быть может, в этом и кроется причина не столь широкой популярности Бачурина, какой, казалось бы, его песни и по музыкальности, и по поэтичности, и по тонкой афористичности, заслуживают. А исполнение - при всей публичности, это «камерное» пение. Именно в этом стиле написано большинство лучших песен Бачурина. Притом оригинальны в них не только слова, но и музыка, и музыкальное сопровождение. В большинстве случаев это гитара, но некоторые грампластинки записаны руководимым им ансамблем. Новаторское качество музыки, сочинённой Бачуриным, признавалось известными композиторами. Стоит прочесть об этом высказывания Никиты Богословского, Максима Шостаковича (см. [1, 2]). А сочинённые им тексты песен - это поэзия высокой пробы. Кстати, его чувство поэзии и владение словом привели к тому, что он дал «путёвку в жизнь» не одному начинающему поэту, они тянулись к нему и находили у него поддержку и понимание. Евгений замечательно декламировал. Эталоном исполнения поэтических произведений для меня служило чтение им сложнейшей поэзии Велимира Хлебникова, «поэта поэтов». На вечера, посвящённые Хлебникову, Бачурин специально приглашался для чтения его стихов. Говоря об артистическом даре Бачурина, не могу не вспомнить застолий, проведённых с Евгением в компании его дяди, Александра Бениаминова, ведущего актёра театра Комедии, или же театра Николая Акимова. Бениаминова в Питере (тогда ещё Ленинграде), все любили, и ходили «на Бениаминова». Так вот, просидев несколько часов за одним столом и послушав обоих, я ловил себя на мысли, что Евгений выигрывает в негласной дуэли рассказчиков. Актёр Бениаминов выступал по-актёрски акцентировано и красиво, тогда как Евгений делал всё (даже за столом) тонко и многогранно.
Уже в 1980 - вышел первый диск, выпущенный фирмой « Мелодия». Он быстро разошёлся. За ним последовали ещё пять, затем были изданы CD и mp3 диски. Но главное, - в Москве изданы две его книги: в 1999 году издательством «Книжный сад» под названием «Я ваша тень», и в 2002 году «Рипол классик» под названием «Дерева вы мои дерева...», содержащие не только тексты избранных песен, но и тексты нот. Любители «бардовской» песни, да и песенного творчества и музыки вообще могут воспроизвести его мелодии и убедиться в их оригинальности и удивительной красоте звучания. Кроме того, читатель сможет ознакомиться в них и с некоторыми стихотворениями Бачурина, не предназначенными для песен, с небольшим автобиографическим эссе, а также с высказываниями по его поводу знаменитых Никиты Богословского, Максима Шостаковича, Нины Бриль и Анастасии Цветаевой. Известный композитор, дирижёр и педагог А.Н. Александров был настолько увлечён музыкой бачуринских песен, что подготовил свою аранжировку и музыкальную редакцию для некоторых из них.
Любопытным эпизодом жизни Бачурина была его встреча во время поездок по стране с гастролями со знаменитым Вольфом Мессингом, на которого песни Евгения произвели большое впечатление. Великий маг и волшебник, признанный предсказатель напророчил ему большое будущее и всенародное признание. И нет сомнений, что оно придёт. Эх, лучше бы сейчас, а не только в грядущих веках!
Творческие пути Бачурина сложно распределились между поэзией, музыкой и исполнительским песенным творчеством. Но ещё и между живописью с графикой. Органическая взаимосвязь и взаимное обогащение между этими ипостасями является неотъемлемой особенностью феномена его многосторонней творческой личности, от Бога щедро одарённой талантами. Притом, в изобразительном искусстве Евгений проявился так самобытно и ярко, что порой оказывается затруднительным ответ на вопрос: кто же он в первую очередь - музыкант-поэт, или художник? Сразу по окончанию института он оказывается весьма востребован - в прежде всего в качестве художника-иллюстратора в периодической печати. Его рисунки регулярно появляются в «Юности», «Смене», «Науке и жизни», «Неделе», в ряде книжных издательств. Затем он выступает как художник-станковист в технике литографии. Здесь он открывает новое направление, разрабатывая тему «старой фотографии», когда графический рисунок как бы копирует фотоизображение, заимствуя у него эффекты достоверности отображаемого и одновременно добавляя элементы декора и гротеска. Эта идея оказывается весьма плодотворной и получила развитие в работах других известных мастеров. Например, знаменитого французского художника Бориса Заборова, которого он хорошо знал лично и с которым он состоял в дружеских отношенияхБачурина с течением времени всё больше увлекают возможности станковой живописи, и он, пройдя через увлечение идеями Филонова, затем, через «мистический романтизм» в духе «Мира искусства», приходит к оригинальному стилю самовыражения, который исследователи его творчества определяют как «одиночество души в безмолвном пейзаже» (Юрий Герчук), или как экспериментирование «в поисках утраченного времени» (Виталий Пацюков). Как бы то ни было, живопись Евгения Бачурина становится многослойной. «Его картины порождают особую виртуальность культуры... Фактически эта живопись предстаёт как воспоминание о картине, она балансирует на грани сохранения и исчезновения, отчётливости и полу-стёртости, интегрируя реальность и иллюзию, живописную рукотворность и фотографический образ.»
Его живопись и графика экспонировалась на более чем двадцати международных и отечественных выставках, его работы находятся в крупнейших музеях России и за рубежом. И живопись, и поэзия, и музыкальное песенное творчество Евгения Бачурина, безвременно ушедшего от нас 1-го января, на пороге нового 2015-го года, ещё ждёт своего пытливого исследователя. Оно доставляло, и долго будет доставлять несказанное эстетическое наслаждение всем ценителям высокой живописи, поэзии и музыки
